В третий раз я нарушил девственность не случайно, а поддавшись своей слабости. В то время я находился в длительной командировке в другом городе и снимал  комнату  в  2-х  комнатной квартире.  Вторую  комнату  занимала девушка. Почти полмесяца мы с ней  не  были  знакомы.  Работали  в  разные смены. Если и случалось обоим находиться днем в квартире, то каждый  глухо закрывал дверь своей комнаты. Однажды в выходной я сильно подвыпил в одной компании. Вернувшись домой, лег спать. Утром  проснулся  несколько раньше из-за сильной жажды (накануне пили водку).  Дружок  стоял  на  11.00,  как железный кол - такое бывает от водки.  Пошатываясь,  я  прошел  на  кухню, дверь в комнату девушки была открыта. Попив воды, я побрел обратно и возле ее комнаты остановился. Просунул  голову  за  дверной  косяк.  Ее  кровать стояла у стены, она лежала с открытыми глазами. "Доброе утро" - сказал  я. Она приветливо улыбнулась. Тогда я, не раздумывая, шагнул к ее кровати и проворно залез под одеяло. "Хочу согреться у  тебя"  - пробормотал я  не слишком отчетливо и прижался к ее телу. Она лежала, не шелохнувшись,  пока я поглаживал ее живот, руки, шею, грудь. Но когда я принялся стаскивать ее трусики, она стиснула ноги и стала  подвывать.  Я,  обняв,  сковал  ее  и, бормоча  что-то  успокоительное,  пальцем  ноги  изловчился  уцепиться  за резинку ее трусиков и одним рывком сдернул их. Потеряв последнюю преграду, она затихла и, сказав: "Все равно это должно было бы  случиться",  разжала ноги. Когда я удовлетворил свою страсть, она деловито скомкала запачканную кровью простынь, застелила свежую и пошла мыться. "Ну, что ж, - подумал я, - когда-нибудь надо и жениться. Она кажется  славная  девушка".  До  конца моей командировки мы жили вместе. Но я не ощущал восхищения  или  хотя  бы состояния влюбчивости. Все шло  как-то обыденно. В постели она бывала холодна - покорялась моей  прихоти, но без огонька. В  быту  -  та  же покладистость и посредственность. "Что же мне всю оставшуюся  жизнь  теперь маяться с ней? Из-за минутной слабости?" - думал я с ужасом. А  она  уже привыкла ко мне за эти два месяца, рассчитывала на что-то, может быть даже любила.  Мы  никогда  не  говорили  об  этом.  И  я  смалодушничал.  Когда закончилась моя командировка, я собрал  вещи  и  зашел  к  ней  в  комнату проститься. Она все поняла уже несколько дней  назад  -  ходила  сердитая, глаза были припухшие (видно плакала  по  ночам),  увидев  меня  с  вещами, громко заплакала и упала на кровать, сотрясаясь от рыданий всем телом. Чем я мог ее успокоить? Я вышел из комнаты и улетел из этого города.

     Однажды, когда я вновь увидел во сне  шеренгу  знакомых  женщин,  мне подумалось: "Почему же они все в этой шеренге занимают  одинаковые  места? Встречаю здесь тех, с кем жил месяцы. Пусть  те,  с  кем  ты  жил  дольше, вытянут руки и займут большие места". И вот я вновь иду  вдоль  шеренги  - многие стоят с опущенными руками, другие вытянули  их  на  уровне  плеч... Алена! Ты тоже здесь! Сколько же тебе отвела места моя израненная  память? Нет, тебе не хватит длины вытянутой руки? Я же... люблю тебя! До сих  пор. Люблю..., зная, что никогда не смогу тебя вернуть.

     На одном дыхании написал я свою  исповедь.  Несколько  раз  порывался искривить, приукрасить свои действия - даже перед  своей  совестью  бывает иногда горько сознаться в содеянном. Но все же, я без утайки изложил  здесь сокровенную часть своей жизни. Так негодяй ли я? Были  же  многие  женщины счастливы со мной? Но чем старше  я  становлюсь,  тем  чаще  вижу  во  сне знакомые заплаканные женские лица.